Прежняя Россия умирала на глазах. Чувство было — как в детстве: отец полгода пролежал, прикованный к постели. Мама втайне ждала: ну когда? Отец умер — слава богу. Не надо горшки выносить и докторов звать. Терзания кончились, осталось горе.
С Россией было все то же самое. Беженцы бодрились: «Мы еще вернемся! В Сибири непременно будет восстание!» Ну да, ну да... Встретимся на небесах.
Нина приняла решение: начать все заново, найти себе другую страну, другой дом, все другое. Она узнала, что в Шанхае говорят по-английски, и завела учителя — Иржи Лабуду, чеха из военнопленных.
Он был ее ровесник; тонкий, невысокий, сероглазый. Смущался каждый раз чуть не до обморока. На правой руке у него не было трех пальцев.
— В Праге я был виолончелистом, — говорил он о себе. — Люди предполагали, что я музыкальное чудовище... ох, нет... чудо! Вундеркинд, вот кто.
«Если он по-русски так изъясняется, наверное, у него и английский корявый», — думала Нина. Но выбирать было не из кого: кроме Лабуды и Клима английского никто не знал.
Иржи попал в армию летом 1914 года, когда Австро-Венгрия объявила войну России . Австрийский офицер не желал слушать ни импресарио, ни профессоров консерватории.
— Какая виолончель?! — орал он. — Пусть идет служить!
Чехи не желали воевать с братьями-славянами и при первой возможности сдавались русским. Вместе со всей ротой Иржи очутился в лагере для военнопленных под Пензой. В 1917 году Временное правительство предложило чехам отправиться в Европу — воевать против угнетателей-немцев. Пленные, а их тогда было около сорока тысяч, с радостью согласились. Путь вновь сформированного Чехословацкого корпуса лежал через Сибирь, Дальний Восток и Америку, а там союзники должны были переправить их во Францию, на Западный фронт.
Чехи получили винтовки и паек. Эшелоны растянулись от Поволжья до Японского моря. Но в октябре к власти пришли большевики и попытались разоружить корпус: сорок тысяч штыков, неподконтрольных советскому правительству, — не шутка. Чехи взбунтовались, и это послужило началом Гражданской войны в России.
Восемь лет Иржи мотался по чужой стране: отморозил пальцы, отбился от своих, потерял веру в людей. Каким-то ветром его прибило к флотилии Старка. Куда ехал? Зачем? Ему было все равно.
Нина презирала его — за то, что сдался. Опекала Иржи только для того, чтобы досадить Климу. Он исступленно ревновал, а она смеялась про себя: «Неужели он думает, что я влюбилась в эту полузадушенную овечку?»
Ей хотелось наказать Клима: разочарование жгло ее изнутри.
Во время стоянки под Усуном Нина измаялась: Шанхай близко, рукой подать... Мерила шагами проржавевшую палубу, зубрила английские глаголы.
Рано или поздно власти дадут разрешение на высадку — беженцы не могут уехать. Их слишком много, и они вооружены, так что сделать вид, что их не существует, нельзя. Когда эта косматая толпа хлынет в город, шанхайцы возненавидят русских — за бедность, за неустроенность. Нужно сойти на берег прежде остальных.
К кораблям подплывали лодки. Китайцы били веслами по бортам и кричали: «Моя стирать, твоя платить!» — как будто у русских было, во что переодеться!
To come — «приходить»; to see — «увидеть»; to win — «победить»...
— Missie! Guns! My wantchee guns!
Нина перегнулась через борт: большой сампан, трое молодых китайцев — по-европейски одетых.
— Что вам? — спросила она по-французски. — Я вас не понимаю.
Один из китайцев сделал вид, будто стреляет из пальца, потом вытащил из кармана купюру.
— Вы хотите купить оружие? Револьвер подойдет? У меня есть.
Китаец растопырил пальцы и помахал ими.
— Десять револьверов? Нет? Сколько?
— More, more!
Нина перевела дух. Китаец хотел купить целый арсенал.
— Мне надо посоветоваться с капитаном. Привезите кого-нибудь, кто говорит по-французски. French, understand?
Китаец кивнул:
— This b’long number one!
Капитан поначалу и слышать ничего не хотел:
— В Китае эмбарго на ввоз оружия. Поймают — я не знаю, что они с нами сделают.
Нина старалась говорить спокойно:
— Сколько у вас наличности? Не русских фантиков, а валюты? Контр-адмирал Старк хочет продать суда, а выручку разделить между героями Гражданской войны. Вы герой? Если нет, то у вас не будет ни корабля, ни денег.
— Я не имею права торговать оружием. Оно мне не принадлежит.
— Но вы имеете право списать то, что пришло в негодность.
Покупатели явились поздно ночью, когда Нина уже отчаялась их дождаться. На палубу поднялся субъект в белой фуражке и с тяжелой тростью.
— Мадам! — прошептал он по-французски. — Идите сюда, я вам ручку поцелую!
Загорелое худое лицо, пьяные глаза и тщательно подстриженные усики.
— Ну, где эта сволочь-капитан? Доложите ему, что прибыл Поль Мари Лемуан собственной персоной.
Он сильно хромал, и Нина догадалась, что он передвигается на протезах. Следом за Лемуаном появились давешние китайцы и еще один — огромный, страшный, с обожженным лицом и вытекшим глазом.
Нину бил озноб. Она не понимала половины из того, что говорил Лемуан, но, верно, даме этого и не следовало понимать.
— Твою мать! — изумлялся он, оглядывая орудие на палубе. — Никак американцы поставили? Ну-ну, хорошая штука — если к ней боеприпасы есть.
Капитан — сдержанный, хмурый — пригласил гостей к себе. Нина переводила:
— У нас имеются винтовки российского производства, ручные гранаты типа «Mills bombs», наганы, прицелы для пушек, военные перископы...
Торговались отчаянно. Лемуан делал страшные глаза и чесал стриженую голову — сразу двумя руками.
— Слушайте, что вы мне зубы заговариваете? Берите, что дают, и дело с концом.
Он вытащил из кармана маленькие счеты и быстро защелкал костяшками.
— Патроны — двадцать ящиков, винтовки Мосина — старое дерьмо, наверняка наполовину сломанное — шестнадцать ящиков... Плюсуем гранаты... Тысяча шестьсот долларов — больше не дам, хоть лопните.
Нина судорожно передохнула.
— Петр Иванович, — сказала она капитану, — месье дает только тысячу.
Нина до последнего момента боялась, что ее разоблачат. Но Лемуан отнесся к ней с пониманием:
— Значит, договорились: я даю тысячу капитану, а шестьсот — вам и отвожу вас в Шанхай, чтобы вы положили эти деньги в банк. Так?
— Да. — Сердце исступленно билось. — Но со мной поедет еще один человек, переводчик.
— Ради бога.
Нина побежала на камбуз. Нашла среди спящих Иржи — ей нужен был кто-то, кто знает английский язык.
— Вставайте и идите за мной. Только не шумите!
— Вы отчаянная женщина, — сказал на прощание капитан. — Вас могут арестовать как нелегалов.
Нина весело взглянула на него:
— Это мы еще посмотрим.
— О чем это он? — спросил Лемуан.
— Капитан просит передать, что если вы не доставите нас в целости и сохранности, он найдет вас и убьет.
Светало. Джонка неслышно двигалась по реке. Запах угля, водорослей. Вода — цвета чая с молоком. Нина сидела на ящике с патронами. Иржи дул на озябшие пальцы.
Хорошо, что взяла его с собой. Толку от него никакого, но одной ехать в чужой город страшно.
— Идите сюда, мадам, — крикнул Лемуан из-под тростникового навеса. — Я, как последний рыцарь в Шанхае, буду честен с вами. Вот вам шестьсот долларов — ни одной фальшивой купюры.
Нина спрятала деньги в муфту.
— Паспорт купить не желаете? — спросил Лемуан. — Людям вашей профессии нужны документы.
— Сколько стоит?
— Триста.
— Не валяйте дурака.
— Вы все равно ко мне придете — рано или поздно. Как надумаете, спросите про кабак «Три удовольствия». Меня там знают.
— Спасибо, не надо.
Нина на секунду задумалась.
— Месье Лемуан, как называется самая хорошая гостиница в Шанхае?
— «Астор Хаус». А вам зачем?
— Для общего развития.
